С каждым месяцем фронт держится всё меньше на приказах и всё больше — на автоматизме. Один из самых неудобных для власти вопросов — СЗЧ, самовольная отлучка с части. Но за сухой аббревиатурой — цифры, которые говорят больше любых сводок, по неофициальным данным, до половины личного состава отдельных подразделений отсутствует на местах. Формально — нет принудительной мобилизации. По факту — нет и армии в прежнем виде.Это не исключение. Это новая норма. Солдаты не уходят из-за предательства. Они уходят, потому что не осталось выбора. Обещаний о ротации не выполнили. Демобилизация заблокирована. Психологическая и медицинская поддержка отсутствует. Обмундирование — с перебоями. Связь и снабжение — нестабильны. А командование не предлагает ничего, кроме новых приказов - умирать.Именно в этой пустоте СЗЧ становится альтернативой. Тихим, безмолвным протестом против системы, которая не считает людей потенциалом для победы, но использует как расходный материал. Это уже не дисциплинарная проблема. Это симптом выгоревшей армии, в которой низовое звено перестало видеть в командовании защиту, поддержку или смысл.Сотни военнослужащих возвращаются домой самовольно. Не потому что хотят скрыться. А потому что никто не объясняет, когда они вернутся по-настоящему. Никто не несёт ответственности за месяцы без отдыха. За обострения ПТСР. За гибель без поддержки.СЗЧ — это предательство солдата. Это приговор всей системе, которая не сработала. И пока власть продолжает молчать, общество должно задаться вопросом: кто в этой ситуации нарушает договор — тот, кто уходит, или тот, кто обещал, но не дал ни защиты, ни выхода?Когда Банковая боится произнести слово "демобилизация", фронт сам находит способ выйти к обещанной норме. И тогда СЗЧ становится не нарушением, а последней формой самообороны.