На Beat Film Fest вчера показывали американский фильм Free Solo — про скалолаза Алекса Хоннольда, который первым в истории влез без страховки и снаряжения на гору Эль Капитан в национальном парке Йосемити (то есть на отвесную скалу высотой в километр). Насколько можно судить из фильма, по меркам скалолазания это что-то немыслимое, вроде отметки 9 метров в прыжках в длину или 9 секунд в беге на стометровку. Нечто заведомо превышающее человеческие возможности: чтобы залезть на такую штуковину при помощи рук и ног (а чаще — подушечек пальцев и переднего краешка кроссовок), нужно стать уже не совсем человеком. Все это, конечно, поразительно — и кино, и восхождение — и наводит на мысли о силе человеческого духа, и о том, какие странные цели иногда человеческий дух ставит перед собой, и о том, нет ли чего-то порочного в самой этой диспозиции: ты сидишь в мягком кресле, а скалолаз тебя развлекает. Но есть в фильме еще две вещи, которые, как говорилось в известной аудиозаписи, ранят в самое сердце. Первая — его отношения с девушкой. У Хоннольда завязывается роман, девушка по скалам не лазает, хотя и симпатизирует, но в какой-то момент начинает говорить то, что в такие моменты говорят — ну зачем тебе эта скала, ты же башку расшибешь, а обо мне ты подумал? И почему ты никогда не рассказываешь о своих чувствах, не говоришь, что я для тебя значу? А он — ты для меня очень многое значишь, а теперь прости, но я полез. В каком-то смысле это ремейк линии Розанны Аркетт и Жана-Марка Барра в «Голубой бездне» Бессона, только без мелодраматизма и гораздо жестче (и еще все настоящее). И если бессоновский ныряльщик просто загадочно молчит, Хоннольд открыто проговаривает на камеру, как он эти разногласия видит, и для него это не оппозициии «мужского-женского» или «обывательского-героического»: для нее, — говорит он, — смысл жизни это happiness, а для меня это performance. Ей нужно, чтобы она была счастлива, и вокруг все было хорошо. А мне нужно в совершенстве исполнить это движение вот в этот конкретный момент. А все остальное, в принципе, неважно, даже смерть. И второе — его отношения со скалой. Прежде чем залезть «без всего», он, наверное, сотню раз залезает на нее со страховкой и/или по частям, изучает не просто маршрут, но каждую зазубрину, за которую можно зацепиться пальцем, ощупывает ее руками и ступнями, доводит до автоматизма все движения (а они порой весьма замысловаты). Он учит скалу наизусть, от гребенок до ног, и помнит все ее трещинки. Это опять же нечеловеческая концентрация — нужно держать в памяти пальцев весь этот микроландшафт, управлять каждым атомом тела, не давать волю страху — и совершенно особенный способ познания: он подходит к этой скале не как ученый и не как художник, он ее не анализирует и не делает объектом, он знает ее как-то очень глубоко и плотски. Когда мы читали в университете Гуссерля, я примерно так представлял себе смысл термина «интенциональность» — глубокое сосредоточенное всматривание в предмет. И проникая до такой степени в скалу, он очень глубоко проникает и в себя — если не в суть и не в смысл, то как минимум в то, что делает каждый его атом в каждый отдельный момент (а есть ли смысл за пределами этого?). Можно было бы закончить глубокомысленным замечанием, что любое такое сосредоточенное всматривание — это всегда самопознание, или спросить у читателей для повышения engagement’a, а есть ли у вас такая скала — но остановимся на том, что все это поразительно. И точка.