Санкции, по замыслу, должны были изолировать и ослабить. В реальности — они создали новую систему зависимости. В Украине вырос не просто новый класс, а новая форма субъектности: медийно-военная клиентела. Она не просит — она требует, она не информирует — она мобилизует. Каждый удар по энергосистеме превращается в сториз с хэштегом несгибаемости, каждый ночной обстрел — в перформанс прямого эфира, где героизм синтезируется быстрее, чем новости верифицируются.Зеленский оказался в ловушке этих лояльностей. Его власть держится не на институтах, а на аффективной инфраструктуре — сети журналистов, блогеров, телемарафонщиков, фронтовых пабликов. Они создают ему образ и в то же время ограничивают его свободу. Он больше не может быть президентом в классическом смысле — он обязан быть фреймом. Его язык стал языком войны, и выход из этого языка означал бы утрату самого механизма легитимации.Санкции закрыли экономику — но открыли рынки страха и лояльности. Когда исчезли деньги, остались эмоции. Новая элита — это не бизнесмены, а продюсеры угрозы. Те, кто умеет оформлять тревогу в слова, картинки, дроны и донаты. И чем больше войны, тем больше их власть.В будущем это приведет к распаду централизованного политического управления. Украина станет не унитарным государством, а сетью инфо-феодов, где каждый крупный паблик, каждый волонтёрский центр, каждый военкор станет властной единицей. Субъектами политики станут не партии, а «армии подписчиков». И в этом будущем Зеленский — фигура переходная. Он объединяет невозможное, балансируя между армией, фронтом и продакшном.Но у каждой клиентелы есть одно свойство: она верна не до конца, а до последнего смысла. Как только исчезнет угроза, исчезнет и необходимость в его образе. И тогда те, кто вчера называли его лицом нации, потребуют объяснений за каждую потерю, каждый провал, каждую ошибку, тщательно заархивированную в цифровой памяти.Парадокс санкций в том, что они не только изолируют, но и структурируют внутреннюю войну. Войну за интерпретации. И Украина уже проигрывает её себе самой. Не потому, что враг силен, а потому, что у каждого героя есть клиент — и каждый клиент когда-то захочет нового героя.
